в дверь, существует специально для того, чтобы вводить людей в заблуждение. Когда вы читаете ее, у вас создается такое впечатление, будто по ту сторону двери вас ожидает целый синклит юристов. Название фирмы наводит вас на мысль, что вам едва ли удастся втиснуться в контору. Вы представляете себе, как Торп отшвырнет вас в сторону, чтобы пробраться к Прескотту и обсудить с ним новую возможность затянуть безнадежное дело, а Винслоу и Апельбай отдавят вам ноги, увлекшись спором о снятии ареста с имущества. Но жизнь безжалостно сокращает эти названия фирм. Проходят годы и уносят то Прескотта, то Апельбая, и не успели вы чихнуть – смотришь, в конторе остался уже только один юрист. Единственным уцелевшим членом фирмы ко времени нашего рассказа был сэр Мэлэби Марлоу, сын основателя фирмы и отец злополучного черномазого актера Самюэля и ему подобных. В первой же комнате, где посетители ожидали, пока сэр Мэлэби урвет для них минутку, восседал один единственный клерк.
Когда Сэм открыл дверь, этот клерк, по имени Джон Питерс, сидел на высоком табурете, держа в одной руке наполовину съеденную сосиску, а в другой необычайно большой и страшный с виду револьвер. При виде Сэма он отложил в сторону оба орудия разрушения и просиял. Правда, особенно просиять он не мог, ибо один глаз у него сильно косил, что придавало его лицу несколько странное и мрачное выражение. Но друзья его знали, что сердце у него золотое, и не обращали внимания на отталкивающее выражение лица. Между Сэмом и Питерсом с давних пор установились самые сердечные отношения, начавшиеся еще с того времени, когда Джон Питерс то водил его в зоологический сад, то провожал после каникул в школу.
– Мистер Самюэль!
– Хэлло, Питерс!
– Мы вас ждали неделю тому назад.
– Мне пришлось заехать кое-куда по пути, беспечно ответил Сэм
– Значит, все благополучно!
– Разумеется, благополучно.
Питерс покачал головой.
– А я, признаться, встревожился, видя, что вы не возвращаетесь, все мне мерещилось, что с вами стряслась беда. Помнится, я даже говорил об этом одной молодой леди, которая сделала мне честь принять мое предложение.
– Океанские пароходы в наше время тонут не часто.
– Меня пугали больше безобразия, которые творятся на берегу. Америка – страна опасная. Но вам, быть-может, не приходилось соприкасаться с трущобами?
– Кажется, нет.
– Ага, – многозначительно произнес Джон Питерс.
Он взял в руки револьвер, бросил на него любовный, почти отеческий взгляд и снова положил его на место.
– Зачем вам эта штука? – осведомился Сэм.
Мистер Питерс понизил голос:
– Через несколько дней, сказал он, я сам отправляюсь в Америку, мистер Самюэль. Хозяин посылает меня туда с деловыми бумагами. Это-очень крупный процесс. В нем замешан один из наших клиентов, джентльмен из Америки. Я должен буду отвезти эти бумаги в Америку и передать их его представителю в Нью-Йорке. Поэтому я решил заранее подготовиться ко всяким случайностям.
Первая улыбка, которую разрешил себе Сэм за последние две недели, озарила его лицо.
– Да как вы, черт побери, представляете себе Нью-Йорк? – спросил он. – Там безопаснее, чем в Лондоне.
– А нью-йоркские трущобы! Я, мистер Самюэль, видел американские фильмы, которые американцы присылают сюда. Вот, например, в картине «Боуерские волки». Там был один человек, ну точно в таком же положении, как я. Он вез с собой важные бумаги, и вы представить себе не можете, чего только эти мазурики с ним ни проделывали. Нет, мистер Самюэль, я рисковать не хочу.
– А мне кажется, что вы здорово рискуете, таская с собой эту махину.
– О, я в совершенстве изучил его механизм, – возразил мистер Питерс: – и довольно недурно стреляю. Я, обыкновенно, на скорую руку закусываю здесь, а затем отправляюсь попрактиковаться в стрельбе в тир на Руперт-Стрит и провожу там час, который полагается мне на завтрак. А возвращаясь вечером домой, я практикуюсь в том, чтобы как можно быстрее вытаскивать его из кармана. Вы знаете, револьвер нужно вынимать с молниеносной быстротой, мистер Самюэль. Если вы видели фильм «Двустволка Томас», так вы сами знаете это. Времени терять не приходится.
Мистер Питерс взял переговорную трубку и проорал в нее:
– Мистер Самюэль хочет видеть вас, сэр Мэлэби. Да, сэр. Очень хорошо. Угодно вам пройти, мистер Самюэль?
Сэм прошел в кабинет отца, который диктовал в этот момент мисс Миликен, пожилой и почтенной стенографистке, ответы на утреннюю почту.
Сэр Мэлэби Марлоу был полный, невысокого роста человек, с круглым благодушным лицом и ясными глазами. Жакет его был сшит лучшим портным Лондона, а брюки прекрасно выутюжены старательным слугою. Розовая гвоздика в петлице еще сильнее подчеркивала его здоровый цвет лица. Сестра его, миссис Гордс Хайнетт, считала его светским человеком.
– Милостивые государи, мы получили ваше любезное письмо и имеем честь сообщить вам, что ничто не заставит нас… заставит нас… куда я дел это письмо?.. Ах, да, ничто не заставит нас… пошлите их к чертям, мисс Миликен!
– Слушаю, сэр Мэлэби.
– Вот так. Господам Бригни, Гуль и Беттерворт. Что за чудовищные имена у этих людей? Милостивые государи. От имени нашего клиента… А, здорово, Сэм!
– Доброе утро, отец.
– Садись. Я занят, сейчас закончу. На чем я остановился, мисс Миликен?
– От имени нашего клиента
– Ах, да. От имени нашего клиента мистера Виблесли Эгшау… И кто им только придумывает эти фамилии? Твоя покойная мать хотела назвать тебя Гиацинтом, Сэм. Ты, наверное, не знаешь, что в конце девяностых годов была мода называть детей Гиацинтами. Скажи мне спасибо, что я спас тебя от этого.
Сосредоточив свое внимание на сыне, мистер Мэлэби вспомнил, как видно, что тот только – что вернулся из Америки и что они не виделись несколько месяцев. Он с интересом поглядел на него.
– Очень рад, что ты вернулся, Сэм. Так ты не выиграл?
– Нет. Меня побили в полуфиналах.
– Американские спортсмены народ горячий. Я предупреждал тебя. Тебе придется здорово попрактиковаться этот год.
Как, ему человеку с разбитым сердцем предлагают заниматься спортом? Сэм горько рассмеялся. Ведь это было все равно, как если бы Данте посоветовал в аду какой-нибудь погибшей душе заниматься вязаньем носков.
– Ты, по-видимому, в прекрасном настроении духа, – одобрительно заметил сэр Мэлэби. Приятно слышать снова твой веселый смех. Не правда ли, мисс Миликен?
– Просто душу радует, – согласилась стенографистка, поправляя на носу очки и улыбаясь Сэму, к которому она питала тайную слабость.
Сознание суетности и пустоты жизни овладело Сэмом. Глядя сегодня утром в зеркало, он не без мрачного удовлетворения отметил бледность и худобу своего лица. А эти люди воображают, что он в хорошем
